Цветок греха - Страница 73

Шаннон слегка отодвинулась от Брианны.

– Это не то, что ты думаешь. Да. Мне он нравится. Очень нравится. Я не могла быть с ним, если бы было иначе.

– Понимаю тебя.

– Но… но я не такая, как ты, Брианна. Или как Мегги. – Она отступила еще дальше, стараясь объяснить собеседнице то, что так хотела объяснить самой себе. – Я не хочу, не могу осесть тут. Жить тут, выйти замуж, завести детей. У меня другие планы, взгляды. Понимаешь?

В глазах Брианны появилась тревога. Потом она опустила их и тихо сказала:

– Он так страшно любит тебя.

– Знаю. И не могла бы теперь с уверенностью сказать, что не отвечаю ему тем же. – Она помолчала, обдумывая то, что только что у нее вырвалось. – Но не всегда достаточно одной любви, чтобы… чтобы сложилась жизнь. Мы с тобой знаем это на примере наших родителей. Я пыталась объяснить Мерфи, и, надеюсь, он меня понял. Потому что меньше всего хотела бы причинить ему боль.

– А ты не думаешь, что причиняешь боль самой себе, если вырываешь из сердца настоящую любовь?

– Кроме сердца, есть еще голова. Брианна поставила на стол чашки, потом сахарницу, молочник.

– Это верно, – согласилась она. – Тебе одной решать окончательно, что правильно, а что нет. И выбор очень труден, когда внутри человека нет согласия с самим собой.

– Ты понимаешь, Бри. Ты все понимаешь. Та покачала головой.

– Не все, но кое-что. Конечно, Мерфи сейчас легче. В нем нет сомнений. Мысли и чувства у него едины. У тебя же по-другому. Тебе нужно, наверное… – Брианна продолжала медленнее, не так уверенно. – Нужно брать от счастья все, что оно дает, и не подвергать каждый свой шаг проверке и обдумыванию. По крайней мере сейчас.

– О, как ты права! Я так и пытаюсь делать. И пыталась, как мне кажется. Как хорошо, что я узнала тебя!

– И еще лучше, что сказала об этом. Какое прекрасное утро!

– Да, прекрасное! – Шаннон схватила руку Брианны, стиснула ее. – Самое лучшее из всех! Пойду переоденусь.

– Возьми с собой кофе. – С глазами, полными слез, Брианна стала наливать чашку. – Я пока начну готовить завтрак. Надо поесть перед церковью.

– Кофе возьму, а потом я спущусь и помогу тебе готовить завтрак. Ладно? Больше не хочу быть гостьей в твоем доме.

Теперь уж Брианна совсем не могла удержать слез: они поползли по щекам.

– Ты и не была гостьей, Шаннон! – Она улыбнулась сквозь слезы. – Мои гости так рано не встают.

Шаннон поднялась наверх, а Грей, зашедший спустя какое-то время на кухню, заметил покрасневшие глаза жены и встревожился.

Услышав ее рассказ, он сказал, что обе они с Шаннон кого угодно доведут до слез своими историями. Даже его.

– Грей, – воскликнула Брианна, – но ведь она – моя настоящая сестра!

– Ты права. – Он поцеловал ее в голову. – Она действительно твоя сестра. И моя свояченица.

Глава 17

В Нью-Йорке Шаннон не слишком часто ходила к воскресной мессе, хотя родители были достаточно ревностными католиками, а сама она училась в католической школе, где познала все правила и ритуалы этого направления в христианской религии. Она продолжала считать себя католичкой, но в современном воплощении, то есть человеком, который позволяет себе быть неудовлетворенным многими доктринами и законами Ватикана.

Воскресная месса давно сделалась для нее привычкой, от которой она, впрочем, почти избавилась, когда начала самостоятельную жизнь в Нью-Йорке.

Однако для тех людей, с кем ее свела судьба в небольшом селении графства Клер, эта месса была не столько привычкой, сколько насущной необходимостью.

Шаннон не могла не признаться самой себе, что ей приятно было находиться в маленькой местной церкви, где легкий запах горящих жертвенных свечей и полированная поверхность скамей пробуждали воспоминания детства и юности. Фигуры Девы Марии и Иосифа, картины, иллюстрирующие скорбные остановки на крестном пути Иисуса, вышитый покров на алтаре – все было привычно и знакомо.

Небольшая церковь могла по праву гордиться красивыми витражными окнами, сквозь которые струился мягкий спокойный свет. Но она была обветшалой – при ближайшем рассмотрении становились видны многочисленные трещины и царапины на стенах и на скамьях для сидения и для преклонения колен, а пол скрипел чуть ли не от каждого шага прихожан.

Хотя обстановка была достаточно скромной, сам церковный ритуал выглядел таким же торжественным и величественным, как и в огромном кафедральном соборе святого Патрика на Пятой авеню в Нью-Йорке.

Шаннон сидела рядом с Брианной, чувствуя себя на редкость спокойно и уверенно, вслушиваясь в мягкие интонации голоса священника, в ответное бормотание молящихся, в редкие вскрикивания детей.

Родственники Мерфи находились через узкий проход от нее, они занимали целых две скамьи. Ее же собственная семья – потому что она порой начинала думать о семье Брианны и Мегги как о своей – вполне уместилась на одной короткой скамейке.

Когда все поднялись для последнего благословения, Лайам пробрался к Шаннон и выразил желание вскарабкаться ей на колени. Шаннон ничего не оставалось, как взять его на руки. Он сейчас же потребовал поцелуя, затем начал играть ее серьгами.

– Мои! – решительно сказал он.

– Нет, мои! – возразила Шаннон.

Все уже выходили из церкви, и спор о серьгах между Шаннон и Лайамом продолжался на улице, под лучами утреннего солнца.

– Он у нас такой, – услышала она голос подошедшего Мерфи. – Настойчивый малый. Ему палец в рот не клади.

Шаннон ощутила легкую дрожь, пробежавшую по спине. Рядом с ней находился тот человек, вместе с которым они всего несколько часов назад, забыв обо всем на свете, обнаженные, потные, метались в пароксизмах страсти по холодной земле возле теплых камней. Сейчас они, приодевшиеся, как и все прочие, для утренней службы, стояли возле церкви среди других людей, кто и вообразить не мог, какими они были только недавно.