Цветок греха - Страница 92

Когда же они вошли внутрь, Шаннон поняла, почему Мегги именно так сказала о галерее. Тут действительно был дом – уютный, обставленный со вкусом и любовью. Картины и скульптуры не нарушали этого впечатления, а, наоборот, усиливали его.

В главном зале были развешаны в основном карандашные портреты – всевозможные изображения лиц, фигур и настроений, характерных для мужчин и женщин Ирландии. Богатая портретная галерея!

За большим залом, в первой гостиной, разместились акварели. Здесь же стояли необычные по цвету и форме стеклянные скульптуры Мегги.

И повсюду – живые цветы. Множество цветов.

Шаннон вздрогнула, увидев на одной из стен свою картину. Это был акварельный портрет Брианны.

– Мне так приятно, что он висит здесь, – услышала она голос самой Брианны и не сразу поняла, о чем идет речь.

Мегги подошла поближе, ведя за руку упирающегося Лайама.

– Сначала Роган хотел выставить только твои «Камни», – объясняла она. – Но потом решил показать все три картины. Пускай смотрят и знают, что осенью у этого художника будет здесь целая выставка. Он уже начал делать тебе рекламу, понимаешь это? А что касается «Камней», на них уже поступило предложение. Роган не говорил тебе?

– Предложение? Нет. Кто-то хочет купить?

– Ну да, а что же еще? Предложили две тысячи фунтов. Или три, не помню. Что ты так на меня смотришь, Шаннон? Только Роган хочет двойную цену.

– Двойную? – Она чуть не поперхнулась. – Ты шутишь?

– Он очень жадный, мой Роган, когда расстается со своими экспонатами. – Мегги сопроводила эти слова улыбкой. – Я ему всегда говорю, что он слишком завышает цену, а он предлагает мне каждый раз спорить, что продаст за ту, которую назначил, и я всегда проигрываю.

Шаннон лихорадочно переводила в уме ирландские фунты в доллары, и полученная сумма казалась ей совершенно немыслимой. Она еще ни разу в жизни не продавала свои картины, только дарила. Но, помимо удивления, она испытывала и смешанное с ним чувство негодования: было неприятно оценивать плоды своего творчества в денежных знаках.

Мегги увела Лайама по его неотложным делам, а Мерфи, слышавший разговор о картине, постарался подбодрить Шаннон успокаивающим тоном:

– Когда я продавал своего годовика, я говорю о лошади, у меня тоже кошки скребли на душе. Ведь он же был мой, выращенный вот этими руками. – Он ухмыльнулся. – Я стоял рядом, когда его мать ожеребилась и когда он только начал сосать молоко. Выгуливал его, кормил, лечил. И вот продал, потому что этого требует мой бизнес. Но сердце у меня ноет до сих пор.

– Я ничего никогда не продавала, – с раздражением сказала Шаннон. – Не люблю и не умею. Дарить – дарила.

Господи, почему она так отвратительно с ним разговаривает? Кто дал ей право? Получается, даже намекает на недавний свой подарок? Тьфу, как нехорошо!

– Прости, – Шаннон постаралась загладить резкость, – что говорю таким тоном. Сама не знаю, что со мной сегодня.

Как ни в чем не бывало Мерфи делился новостями:

– Тебе наверняка интересно узнать: Грей предупредил Рогана, что, если тот продаст кому-нибудь портрет Брианны, он лично сдерет с него шкуру.

Шаннон не могла сдержать улыбки.

– С Рогана, – засмеялась она, – или с покупателя?

– С обоих.

Оба развеселились, им стало немного легче. Потом Шаннон заявила:

– Роган никому не продаст этот портрет.

– Отчего же?

– Оттого что я подарю его Грею.

– Умница! Только говори тише, а то Роган может подслушать.

И они опять рассмеялись.

Больше часа провела она на первом этаже галереи, прежде чем подняться на второй, где тоже было на что посмотреть. Но больше всего ее внимание привлекло изумительное произведение из стекла – все какое-то плывущее, летящее, бегущее, с зачатками крыльев, с хвостом, с крокодильей, кажется, головой, – напоминающее дракона. Трудно передать словами, но в нем было что-то такое, что манило, будило целый рой мыслей, целую гамму настроений.

– Как бы мне хотелось иметь дома такого же! – невольно воскликнула Шаннон.

Это непонятное красивое существо – так ей вдруг показалось – могло бы стать постоянным напоминанием о тревожных, странных, но прекрасных днях, проведенных в Ирландии у своих обретенных сестер, о Мерфи.

Не было сомнения, что это работа Мегги – не нужно было даже видеть на теле дракона две небольшие буквы ММ (Маргарет Мэри), тоже отлитые из стекла.

– Позволь мне купить это для тебя, – вдруг попросил Мерфи, стоявший рядом.

– Нет. – Она отпрянула от него. – Я давно, еще в Нью-Йорке, мечтала приобрести какую-нибудь из ее работ и вот наконец увидела то, что хочу. И теперь могу позволить себе это. А ты уже сделал мне подарок.

Мерфи еще раньше обратил внимание, что в ушах у нее его подарок, это его радовало. Тем не менее он был задет отказом.

Она прочитала обиду в его глазах и потому мягко добавила:

– Мне важно приобрести это самой. У собственной сестры.

– Что ж, наверное, ты права. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и в это время от двери раздался голос Рогана:

– Прошу прощения, но мне поручено… Шаннон не дала ему договорить и, бросившись навстречу, воскликнула:

– Спасибо вам! Никогда не думала, что это так приятно – видеть свои работы в настоящей галерее. Как была бы счастлива моя мать, если бы дожила до этого дня! – От полноты чувств Шаннон чмокнула его в щеку. – Спасибо за все, что делаете для меня!

Он улыбнулся своей ослепительной улыбкой.

– Надеюсь, поцелуем все не закончится, – Роган подмигнул Мерфи, – и мы еще долгие годы будем сотрудничать. Но Брианна, как всегда, занялась хозяйством и просит вас обоих на чай здесь, в галерее.