Цветок греха - Страница 88

– Я чуть не заплакала недавно, когда услышала разговор Брианны с каким-то парнем из деревни о весенних ягнятах. И что с ними делают.

– Но ведь это в порядке вещей. Так было и будет.

– Я понимаю. Но, когда сталкиваешься так близко…

Мерфи улыбнулся.

– Том Конкеннан был таким же, как ты, хотя он и родился фермером. Куры у него умирали от старости, а не подавались к столу, когда были еще молодыми и в соку. То же и с коровами. В нем билось чересчур жалостливое сердце.

– Да, я слышала историю с кроликами. Как он выпустил их всех на волю, – кивнула головой Шаннон.

– О, это было зрелище! Мегги видела. Он не был создан для того, чтобы делать деньги. Что там делать! Даже просто зарабатывать. Зато был полон фантастических планов и душою чист, как ребенок.

– Ты любил его?

– Еще как! Он не походил на моего отца, не мог, наверное, считаться образцом для подражания. Но с моих четырнадцати лет он стал для меня вторым отцом. Утешал – это он умел, – когда мне было плохо, ходил со мной по окрестностям, развлекал, учил уму-разуму. По-своему, конечно. Он здорово отличался от многих других здесь, но его все любили. За чистую душу, за широкую натуру. – Мерфи усмехнулся, что-то вспомнив. – Когда я в первый раз напился, он держал мне голову, пока мне было плохо. А когда я в первый раз узнал женщину и…

Он внезапно замолчал, углубился в еду. Шаннон подняла на него глаза.

– Что же ты замолчал? Что произошло, когда ты впервые познал женщину?

– Ничего интересного. Как обычно. Очень вкусный завтрак, Шаннон.

– Не увиливай. Сколько тебе тогда было лет? Он страдальчески посмотрел на нее.

– Неужели нужно разговаривать о таких вещах с той, которая только что приготовила мне завтрак?

– Заячья душа!

– Может быть.

Он набил полный рот еды.

– Не бойся, Мерфи. К черту подробности! Расскажи только, о чем Томас Конкеннан… мой отец… говорил тогда с тобой.

– После… – Мерфи с облегчением проглотил остатки пищи. – После того, как это произошло со мной, я, конечно, испытывал гордость. Ну, ведь стал настоящим мужчиной. И в то же время мне было неловко, я боялся, так как знал, что от этого бывают дети. И вот сижу я на ограде в поле и размышляю. И одна моя половина рвется продолжать начатое, а другая – смертельно боится, что про это узнают взрослые и с девушкой что-нибудь такое случится.

– Мерфи, ты так хорошо рассказываешь! Тебе надо быть писателем. Во всяком случае, ты был бы не хуже Грея.

– Только не говори ему про это. Он убьет меня раньше, чем я напишу хотя бы одну строчку.

– Продолжай, пожалуйста.

Забыв о своих чувствах по отношению к убиенным животным, Шаннон подцепила вилкой изрядный кусок колбасы и с удовольствием положила в рот.

Мерфи начал рассказывать дальше:

– В общем, сижу я на камне и думаю обо всем этом, и тут появляется Том. Он садится рядом и молчит какое-то время. И глядит вдаль на всю нашу красоту. А потом обнимает меня за плечи и говорит. Стал мужчиной, говорит, и прекрасно. Поздравляю. Ну, ну, я же вижу, парень, по твоему лицу, о чем ты думаешь и что у тебя произошло. Только гордись, да не зарывайся. Оттого, что овладел девушкой, ты еще не стал настоящим представителем сильного пола. Так что будь готов нести ответственность, как и полагается мужчине.

Мерфи покачал головой, как если бы снова сидел на ограде рядом с Томом Конкеннаном и готовился ответить ему. Но вместо этого сделал несколько глотков чаю.

– Как и положено мужчине, – повторила Шаннон, удивляясь, почему ей так интересна эта, в общем-то, обычная история. – Ну и что дальше?

Голос Мерфи чуть дрогнул, когда он заговорил вновь.

– Мне вдруг сделалось страшно. Я представил, что должен жениться на ней, а мне только семнадцать, и я люблю ее не больше, чем она меня, оба мы не влюблены друг в друга, а так. Молодость, любопытство.

Я сказал это Тому, и он кивнул. Просто кивнул и не стал ругать меня или поучать. Мне казалось, я даже понимаю его молчание. А потом он все-таки заговорил.

Не стал утешать меня, а сказал, если бог и судьба будут ко мне милостивы и все обойдется, то мне стоит запомнить на всю оставшуюся жизнь этот знак. И в следующий раз, говорил он, – а следующий раз непременно будет, потому что мужчина, ступив на эту удивительную тропу, уже не сойдет с нее, – так вот, в следующий раз, говорил он, ты проявишь большую осторожность, а вернее, бережность и заботливость. Женщина, говорил он, лучшее, что есть в жизни мужчины. А женщина любимая, если нашел ее, согреет твою жизнь лучше, чем солнце. Не упусти ее, Мерфи, говорил он, пока идешь по дороге, видишь и нюхаешь цветы, что встречаются на пути; не срывай их без надобности, не повреди стебли и лепестки. И даже если в твоей любви больше доброты, чем постоянства, – все равно, ты найдешь свой цветок, заслужишь его. Так он говорил, – закончил Мерфи, – и смотри, как мне запомнились его слова.

Шаннон не сразу обрела голос.

– Многие тут считают, – сказала она потом, – что он хотел быть поэтом, да только ему не хватало слов. Из того, что ты рассказал, вижу, что слова у него были.

Она опустила голову, посмотрела на свои руки – узкие, с длинными пальцами, как у матери. От отца у нее, она знала об этом, цвет глаз – зеленый. Что же еще он передал ей?

– Ты можешь сделать одну вещь для меня, Мерфи? – вдруг спросила она.

– Я сделаю для тебя все.

Она знала, что это не пустые слова. Но всего ей не было нужно. Сейчас.

– Отвези меня на Луп Хед. Ладно?

Он поднялся, начал собирать тарелки со стола.

– Надень куртку, дорогая. Там сегодня резкий ветер.

Пока они ехали, она думала: сколько же раз проходил и проезжал по этой самой дороге Том Конкеннан, совершая те же повороты, поднимаясь и спускаясь по тем же склонам. Так же, как она сейчас, видел он полуразрушенные каменные сараи без крыш, коз на длинной привязи, поедающих никому не принадлежащую траву.