– В бюро ждут не дождутся моего возвращения, – сказала она с усмешкой, не поднимая глаз от стола.
– Он ждет вас, – поправил ее Мерфи и уточнил,
когда она взглянула на него: – Тод хочет, чтобы вы скорее вернулись.
– Он взял на себя часть моей работы, пока я в отъезде. У него и своей хватает.
– Он ждет вас как манны небесной, – повторил Мерфи.
Вместо ответа Шаннон усердно занялась рулетом. Потом небрежно произнесла:
– Он говорил, что накопилась масса дел. И не все вопросы решены. У нас с ним перед моим отъездом было жаркое обсуждение.
– Обсуждение, – подхватил Мерфи. – Уж скажите лучше «ссора». Разлад. Она чуть улыбнулась.
– Нет. Тод не из тех, кто ссорится. Он обсуждает. Он очень цивилизованный человек.
– И сейчас, по телефону, тоже пустился в обсуждение? Потому вы так взволнованы?
– Нет, он просто говорил, что меня ждут на работе. Как можно скорее. И совсем я не взволнована.
Мерфи осторожно взял ее беспокойные руки в свои, слегка стиснул, заставив взглянуть ему прямо в лицо.
– Вы предложили мне быть вашим другом, – мягко сказал он. – Я пытаюсь, хочу им быть. Но я… мне нужно больше знать о вас.
Она молчала – казалось, думала, взвешивала, что говорить и говорить ли вообще. Потом медленно произнесла:
– Меня многое тревожит. Чем дальше, тем больше. Такого раньше не было, и это смущает. Раньше я знала, чего хочу и как этого добиться. В этом смысле я в своего отца – он умел хорошо анализировать. Хотя, боже, что я говорю! Какого отца! – Она отняла свою руку у Мерфи, заговорила более возбужденно: – У меня все сложилось неплохо, я сама всего добилась. Работа в престижной рекламной фирме, квартира в хорошем районе Нью-Йорка, членство в популярном клубе. И в самое последнее время… общение с привлекательным человеком, моим коллегой. Свободное, ни к чему не обязывающее общение. – Она смотрела на крышку стола, не на собеседника, произнося все это. – С человеком, который разделял мои интересы. А потом… – Она снова задумалась. – Потом все как будто рухнуло, уплыло куда-то. И нет сил восстанавливать…
– Но вы хотите это сделать? – настойчиво спросил он, потому что она долго молчала.
– Не знаю. У меня какой-то провал. Я потеряла почву под ногами. Этот телефонный звонок напомнил мне о том, кто я и где живу. Но я уже не там, а сама не знаю где. И я не могу не думать о родителях. Они со мной. Хотя я никогда уже не скажу им «доброе утро» или «спокойной ночи». Никогда.
Он молча обнял ее, она прижалась лбом к его плечу, ее слезы падали ему на рубашку.
– Хочу, чтобы они были со мной, – всхлипнула она. – Зачем люди умирают? Я даже не смогла с ними попрощаться. Отец умер, когда меня не было, а мать… Я повысила на нее голос, а она уже умирала. А я…
– Они не уходят насовсем, – заговорил наконец Мерфи. – Они остаются с нами, в наших сердцах. Разве не слышите вы порою их голоса, не видите улыбки, движения рук? Не пьете с ними вместе чай?
Ее рыдания стали затихать. Она подняла заплаканное лицо.
Как хорошо, пришло ей в голову, что она решилась выплакаться. Не стесняясь, вволю. Глупо столько времени сдерживать слезы, носить в себе, копить.
– Да, – губы ее дрогнули в подобии улыбки, – я недавно завтракала с ними, с моими покойными родителями. И все было так хорошо.
– Вот видите. Они не покидают нас навеки.
Она устало прикрыла глаза, ее голова склонилась ему на грудь. Ее успокаивало равномерное биение его сердца, которое стучало ей в ухо. Как все-таки хорошо, когда можно вот так прислониться и ощутить надежность, умиротворение, и тебе передается уверенность другого существа.
– Перед заупокойной мессой, – тихо заговорила она, – когда хоронили мать, рядом со мной был священник. Тот же, кто незадолго перед этим хоронил отца. Мужа моей матери. Священник был полон сочувствия, он утешал меня, говорил, как всегда в таких случаях, о вечной жизни, о вознаграждении, которое получат мои родители на небесах, поскольку были настоящими католиками и хорошими людьми.
Она крепче прижалась к Мерфи, как бы в последний раз, затем отстранилась.
– Он хотел, конечно, утешить меня, тот священник, и это ему удалось, наверное. Но совсем ненадолго. То, что сказали вы, – она опять слегка улыбнулась, – почему-то помогло больше.
Мерфи ответил с полной серьезностью:
– По-моему, вера – это когда умеешь помнить. И воспоминания должны приносить облегчение душе, а не ранить ее еще сильнее. – Он осторожно вытер большим пальцем остатки слез на ее щеке. – Вам лучше? Я могу еще побыть с вами. Или схожу за Брианной.
– Нет, все в порядке. Спасибо. Он поцеловал ее в лоб.
– Тогда пейте чай. Я подолью горячего. И не тревожьте себя мыслями о Нью-Йорке, пока не почувствуете, что готовы к нему.
– Неплохой совет. Я рада, что вы появились, Мерфи. Не исчезайте опять надолго. Ладно?
– Буду все время поблизости. – Он снял шапку с вешалки. – Вы придете снова на поле? Хочу увидеть ваши картины при ярком солнечном свете.
– Приду. – Он был уже в дверях, когда Шаннон его окликнула. Мерфи остановился.
– Нет, ничего…
– Лучше сказать сразу, – посоветовал он с усмешкой, – чем ходить вокруг да около.
– Я хотела… Я вижу, как вы все здесь дружны. Сначала казалось, даже слишком. Меня раздражали такие отношения, они выглядели чересчур навязчивыми. Но потом, потом я поняла. Если бы то, что случилось у меня, произошло не в Америке, а здесь… Там я себя ощущала такой одинокой. Хотя у меня немало знакомых. Но тут, я знаю, было бы по-другому.
– Мы были бы с вами, – заверил Мерфи. – Как же иначе? Это обязанность друзей. Даже не обязанность, не то слово, а, как бы это сказать, необходимость.